Георгий Персиков - Дело о Чертовом зеркале

Нестройный хор полицейских глоток подхватил воинственный клич. Когда смолкло эхо и дребезжание стекол в окнах, Мамонтов продолжил:

– Но об этом вы будете говорить с господином Радевичем, потому что шпионаж, господа, это не по нашему ведомству. Я бы хотел услышать ваш обстоятельный рапорт по поводу интересующего нас дела об убийстве Никанора Стрыльникова.

Торопков положил на стол пухлую картонную папку непослушной перевязанной рукой.

– Тут полный отчет о нашей командировке. Все факты подкреплены документально. Вкратце могу сказать следующее: лорд Мак-Роберт вместе со своим помощником Хью О’Нейлом убили Никанора Стрыльникова, чтобы завладеть ключом от сокровищницы династии Гиреев, а также чертежами оружия нового поколения. К сожалению, и главное сокровище – «Зеркало шайтана», и все чертежи погибли при взрыве яхт, к которым, я повторяюсь, мы не имеем отношения.

– А вот тут я вас поправлю, господа – поднял руку Радевич. – Во-первых, такая скромность нам ни к чему. Гибелью международных шпионов Российская империя обязана храбрости старокузнецких сотрудников, а не только Божественному провидению! Одна из ваших пуль могла попасть в пороховой склад яхты, произошло возгорание, а потом последовал взрыв. Да, теперь второе. Мы уверены, что к краже чертежей господин Мак-Роберт, мир его праху, отношения не имеет. Пока вы, господа, скакали по скалам, наше ведомство тут тоже не прохлаждалось. После общения с господами из военного министерства я сразу догадался, что руку в сейф запустил некто внедренный в ближайшее окружение господина Стрыльникова. На ум сразу пришел подозрительный немец – господин Турнезен!

– Турнезен? – изумленно повторил Родин.

– Турнезен, Турнезен! – самодовольно засмеялся Радевич. – Слава богу, немцев у нас в городе не так много, а в окружении Стрыльникова их было и того меньше. Ну и сразу же мои молодцы и взяли этого «карлушку» за жабры! Думаю, что это все объясняет – вот вам и скрытый резидент, разоблаченный мною, да-да, мною! Когда я выслал его карточку в Отдельный корпус жандармов, в отдел, ведающий контршпионажем, те ахнули! Оказывается, этот субъект уже хорошо известен нашим контрразведчикам по ряду дел в столице, конечно, под другими именем и внешностью. Просто никто не ожидал от кайзера такой наглости… А как я с ним потолковал по-свойски пару ночей без сна, он мне и выложил имя своего связника, которому и должен был передать все сведения, украденные им из сейфа Стрыльникова!

– Ну чертежи-то вам не удалось вернуть? – спросил Торопков.

– Как не удалось? Вернули, лежат у меня в сейфе под тремя замками, – Радевич похлопал себя по груди, там, где под кителем рядом с образком Богоматери и деревянным крестиком со Святой земли висел на золотой цепочке ключ от сейфа. – Этот самонадеянный немчишка не успел их передать связнику, мы взяли их у него во флигеле из потайного ящика. Сегодня буду писать рапорт, и отправим в столицу и арестованного, и бумаги под усиленным конвоем. Я, конечно, тоже поеду…

– Вам известно имя связника? – перебил его Родин. – Не удалось задержать?

– Известно, известно, – расхохотался Радевич. – Просто я думаю, что нет смысла открывать вам его имя, это, как вы понимаете, господа, государственная тайна. – Он бдительно прищурился, оглядывая окружающих. – В городе подлеца уже нет, видимо, успел скрыться! Но я отдал приказ объявить его в розыск, и скоро по всей империи всех Меев Эдлихов возьмут под арест! Я всегда говорил, что место всем жидам – за чертой оседлости, а теперь вон как осатанели! Мало им своих кровавых песахов, так докатились до шпионажа в пользу кайзера!

Все во время этой гневной тирады сокрушенно кивали, а Родин грустно смотрел на свои ботинки.

– Ну, если бы господа из военного министерства не играли с нами в кошки-мышки с этими чертежами, то мы бы изобличили шпиона куда раньше, – заметил Мамонтов. – Мы вообще узнали о них через две недели после убийства.

– Все это учтено начальством, – многозначительно поднял палец Радевич, – и все виновные в этом понесут заслуженное наказание, а отличившиеся…

– Женя, ну хватит уже упиваться славой, – тихонько сказал Мамонтов, – мы не для этого собрались.

Радевич недовольно замолчал, и после долгой паузы Торопков продолжил:

– К сожалению, с нашей стороны не обошлось без потерь. Задохнулся в скальных завалах наш компаньон профессор Денис Смородинов. Адъюнкт исторического факультета Иван Гусев, с которого мы уже сняли все подозрения и обвинить его можно было лишь в хулиганском поведении, погиб при взрыве природного газа, его насмерть завалило камнями, мы даже не смогли найти его тело… – Здесь непонятно почему Родин улыбнулся, а Торопков ему незаметно подмигнул. – Разбойниками был застрелен наш добровольный помощник господин Федынский, который самоотверженно помог нам выбраться из-под завала. Прошу почтить их память минутой молчания.

Все поднялись, скрипя отодвигаемыми стульями, и стояли секунд двадцать с низко склоненными головами. Затем Торопков сказал:

– Прошу садиться, – и, когда все сели, закончил: – Иными словами, с поручением мы справились, хотя и дорогой ценой. Нами изобличен убийца Стрыльникова, хотя и не тот, кого мы подозревали ранее. Ему не удалось вывести из России уникальный бесценный алмаз, хотя найти камень сейчас не представляется возможным: как выяснилось, яхта взорвалась над глубоким подводным ущельем и разыскать алмаз, даже с помощью водолазов, не представляется возможным. Мы нашли сокровищницу династии Гиреев, но из-за взрыва накопившихся в пещере природных газов произошел обвал, и вся пещера оказалась завалена. Да и Турнезена с чертежами, как оказалось, упустили… Надо было его сразу арестовать…

– Все, что Бог ни делает, все к лучшему, – подал голос судебный следователь Швальбе. – Все же мне будет как-то поспокойнее, ежели производить эти самые снаряды будет господин Яхонтов. От этого, признаемся, и губернии будет куда больше проку, да и всей стране, вот так вот.

И Родин увидел, как с одобрительной улыбкой кивнул Мамонтов, и Торопков, и все присутствующие. Тогда он встал и сказал:

– Господин Радевич, мне срочно нужно поговорить с задержанным Турнезеном. Возможно, даже осмотреть его как врачу.

Как уже упоминалось, управление полиции и управление жандармерии находились в одном здании цвета серо-зеленой полевой шинели, так что после недолгих уговоров Радевич сменил гнев на милость и повел всех по длинному узкому коридору в свою епархию.

Каждый из руководителей обустроил свою половину здания по своему усмотрению: в полицейском управлении камера для задержанных располагалась в небольшом флигельке, а в подвалах находилась оружейная и архив; зато Радевич обосновал в подвале свой собственный кабинет и «каземат» для подследственных – холодный, мрачный, с капающей с потолка водой и маленьким зарешеченным окошечком под потолком.

Туда и спустились сыщики под довольное бурчание Радевича:

– Я, конечно, не имею права вас сюда допускать… Но я добро помню, в отличие от некоторых. Помню! Так что заходите в каземат. Допрашивайте сколько хотите… Немчик присмирел, тевтонский дух у него сломался. Вон, – Радевич глянул в глазок, – до сих пор дрыхнет. А мы и не будим, мы ж не звери! Раз признание сделал – что ж его мучить!

– Евгений Александрович, – заметил Родин, – у меня родилось смутное подозрение, что от таких снов, что сейчас видит господин Турнезен, не просыпаются.

Радевич расхохотался, широко распахивая дверь.

– Все шутите, господин Родин! Ну отчего ж не пошутить, ежели…

С этими словами он сорвал тонкое серое одеяло со спящего арестанта и отшвырнул его в сторону:

– Подъем!

От таких снов действительно еще никто не просыпался. Да и ясно было, что последний сон Турнезена был кошмарным: так безумно выпучились остекленевшие глаза, разинулся в безумном оскале окровавленный рот, растопырились скрюченные пальцы.

– Мей Эдлих, вы сказали, – спросил Родин, глядя на изогнутые в страшной судороге ноги покойного, – так зовут связного?

– Т‑т‑так, – заикаясь, ответил Радевич.

– Знаю я его. А точнее, их. Немцы из Лейпцига, обуви их сносу нет. Я тоже эти ботинки предпочитаю, – и с этими словами Георгий Иванович указал на подошву полуботинок Турнезена. На подошве четко было видно клеймо: «Mey und Edlich».

– Что же это… – Радевич вдруг резко развернулся и выбежал из камеры.

В коридоре раздался его крик:

– Чертежи! Чертежи!

Когда Мамонтов, Торопков и Родин вбежали в кабинет начальника жандармерии, благо был он неподалеку в подвале, то застали подполковника, отпирающего сейф своим ключиком на цепочке.

– Господа, прошу вас отвернуться, я должен ввести секретный код, – прошептал он, начиная медленно поворачивать кодовый диск.